– А что вы хотели от неудачника со сморщенным от холода членом? – Морда собаки расплылась в нехорошей улыбке, а из пасти потекла очередная тоненькая струйка слюны.
– Бешенство неизлечимо, – жёстко сказал я, в упор посмотрев на ненавистную тварь. – Никто не будет лечить больную собаку, её просто пристрелят.
– Уж, не из твоего ли крупнокалиберного орудия? – Она откровенно издевалась, потому что была уверена – исход противостояния предрешён.
Я устало закрыл глаза, пытаясь успокоиться, но ничего не вышло. Когда сидишь голый и посиневший от холода, а какое-то непонятное животное открыто издевается над тобой, о каком спокойствии может идти речь?..
Если бы у меня под рукой был пистолет, не прошло бы и секунды, как мозги этой гадины вылетели бы наружу через развороченный затылок.
Но пистолета не было. Поэтому не оставалось ничего иного, как испить чашу унижения до дна.
– Последняя раздача? – В голосе паука не слышалось радости, он просто хотел узнать, что думает крупье по этому поводу.
– Точно. – Несмотря на то, что я был по уши в дерьме, мне удалось найти в себе силы вымученно улыбнуться.
– Самая последняя.
– Рано сдаёшься, сладенький.
– Разве я сказал, что сдаюсь? – Хотя шансов на благополучный исход игры почти не было, в моей душе неожиданно затеплилась смутная надежда, похожая на детскую веру в чудо. – Я просто сказал, что эта раздача будет решающей только и всего.
Далеко-далеко, по ту сторону миллионов миров и вселенных, прекрасная женщина склонилась над бездыханным телом, запечатлев долгий нежный поцелуй на его бесчувственно-холодных губах.
– Разумеется, она будет решающей, а потом тебе предстоит мучительно долго падать в бездонную пропасть. – Глаза женщины с головой собаки сузились, превратившись в две щёлочки. – Причём всё это время ты будешь осознавать, что являешься законченным неудачником с обмороженным членом.
– Законченных неудачников не целуют королевы. – Сам не знаю, почему я привёл этот неубедительный довод, но что сказано то сказано.
Как ни странно, реплика произвела должный эффект.
– Сама королева? – совершенно спокойно и без всякого наигранного веселья поинтересовался паук.
– Скорее, снежная королева, – уточнил я, и неожиданно сам поверил в то, что произнёс.
Так иногда бывает с душевнобольными или очень впечатлительными людьми – они начинают верить в собственные выдумки. Причём чем бредовее или сверхъестественнее ложь, которую они выдают за правду, тем сильнее и отчаяннее они в неё верят.
– Ты говоришь о любви? – Подобного вопроса можно было ожидать от кого угодно только не от полутрупа-полувампира.
– Нет, я говорю только о поцелуе. Любовь – совсем другое.
– А он не так безнадёжен, как казался с первого взгляда. – Паук скорее рассуждал вслух, чем обращался к кому-то конкретному. – Думаю, эта партия ещё не окончена.
– Вы что, все с ума посходили?! – Было очевидно, что женщина и без того неуравновешенная, вне себя от ярости. – Какая может быть партия, если у меня сейчас опять будет двадцать одно, а этот обмороженный элементарно переберёт.
– Ну, зачем же ругаться? – Паук брезгливо поморщился, как будто проглотил какую-то гадость. – Здесь же общество культурных людей.
– Да, ты прав. – Она неожиданно успокоилась, но от этого стала ещё более опасной. – Мы не будем ругаться, мы просто доиграем эту игру до конца.
– Давайте доиграем эту игру до конца! – Я неожиданно решил, что порой даже в компании кошмарных галлюцинаций, порождённых передозировкой наркотиков, может быть достаточно весело, чтобы на время забыть о неизбежно приближающемся финале.
Как и прежде, паук и вампир остановились на семнадцати и восемнадцати, а у их неуравновешенной подруги было двадцать.
– Карту? – задал я чисто формальный вопрос, потому что в «Блэк Джеке» никто и никогда не берёт карту на двадцати, так как, во-первых, в этом риске нет никакого смысла, а во-вторых, спасти от перебора может только туз.
– Да.
– Ты уверена дорогая?! – Даже ко всему привычный паук был слегка удивлён этой дикой выходкой.
– Разумеется. – Она была олицетворением спокойствия. – Я уверена.
Её голос источал такую силу, а глаза буквально лучились таким безумным блеском, что я вдруг почувствовал себя тем самым неудачником с обмороженным членом, который обречён на вечное поражение даже тогда, когда единственный раз в жизни, казалось, имеет шансы на победу.
– Карту, – жёстко приказала гончая, видя мою нерешительность. – Давай эту грёбаную карту!
Я сделал то, что она просила – и червовый туз лёг на две десятки.
– Кажется, ты говорил, что моё сердце будет разбито? – Она легко и непринуждённо засмеялась, на какое-то мгновение перестав быть бешеной сукой и преобразившись в нормальную девушку. – Судя по всему, червовый туз разбил твоё сердце, а никак не моё.
– Да, действительно, – паук быстро справился с удивлением, – партия оказалась на редкость увлекательной.
Так как игроки завершили все свои ходы, настала моя очередь сдавать себе карты. Уже ни во что не веря и ни на что не надеясь, чисто автоматически, я положил на пятёрку десятку, а затем ещё одну пятёрку.
Комедия была окончена. Крупье набрал двадцать, а игрок, поставивший максимально возможную сумму, имел двадцать одно.
– С какой стороны прыгать? – отстраненно-спокойно спросил я, чувствуя в глубине души обволакивающую пустоту.
– С любой, – Паук был явно разочарован развязкой, но старался не показать этого.
– Подождите! – Женщина с головой собаки считала, что победа не принесла ей того морального удовлетворения, которого она ожидала, поэтому решила слегка продлить агонию обречённого человека. – Пусть вытащит последнюю карту. Если это окажется туз, и у нас будет равное количество очков, я соглашусь на ничью – и мы проведём переигровку этого сета.